Марко Касагранде — финский архитектор, обладатель нескольких престижных наград и автор теории Города третьего поколения. Согласно этой теории, в будущем природа восторжествует над индустриальным городом. Правила жизни кардинально изменятся, а сам город станет органичным механизмом, развивающимся через процесс постоянного руинирования. Люди ускорят этот процесс, создавая в городах особые точки, в которые сможет заселяться природа. Касагранде называет это «урбанистической акупунктурой» — стратегическим приёмом в процессе становления Города третьего поколения. Выпускница «Стрелки», одна из основательниц футуристического бюро METASITU и соавтор воркшопа Welcome To Ecumonopolis Лива Дударева поговорила с архитектором о значении руин, нелегальных городских сообществах и «азиатском феномене».
Фото: casagrandetext.blogspot.com
— Как так вышло, что вы заинтересовались руинами?
— Было время, когда я просто не мог переносить все эти старые полотна с руинами, которые вывешивались в качестве романтических образов эпохи Просвещения. Но однажды мне попалась в руки книга Теодора Адорно и Макса Хоркхаймера «Диалектика Просвещения». Оба они принадлежали к Франкфуртской школе и были вынуждены бежать из Германии в Америку во время Второй мировой войны. Там они и написали эту книгу. Вкратце «Диалектика Просвещения» — это работа о том, как индустриальная эпоха предала эпоху Просвещения. Именно в процессе чтения этой книги ко мне вернулся интерес к руинам.
— Что руина значит для города?
— Я раньше жил на Тайване, и там очень много руин. Когда оттуда уходили японцы, они оставили позади множество своих построек. Тайваньцы не занимались их поддержанием, но и не разрушали. Остров быстро разрастался, и вскоре природа захватила японские здания, превратив их в небольшие городские экосистемы. Маленькие отверстия, заселённые природой, посреди большого города — это словно точки акупунктуры. Основной город разжирел и обленился, стал индустриальным, а вот эти зелёные точки в результате начали приносить ему пользу, и жители чувствуют это.
Мне стало любопытно, каким образом в таком загрязнённом городе, разрушающем природу, могут жить люди с таким «реальным» взглядом на мир? Жители крайне органически используют возможности этого города, добавляя сверху новые слои. В этом есть чувство надежды, и руины здесь играют не последнюю роль. Я изучал нелегальные сообщества Тайваня, и в каждом из поселений ключевыми факторами были джунгли, городское фермерство и сами люди. Никакой централизованной власти или официальной системы, структуры, только плотные наслоения сообществ. Настоящих сообществ. «Настоящий», «реальный» — это ключевые слова здесь. Я считаю, что существует только одна реальность, и это природа. Город же тяготеет к вымыслу. Это просто безумный сон представителей элиты. В силу своей ирреальности город противопоставлен природе, и симптомом этого как раз является загрязнение окружающей среды.
В какой-то момент я так заинтересовался реальностью, что даже попросил у Тамкангского университета, в котором преподавал архитектуру, подыскать мне руины в качестве жилья. Я больше не мог жить в обычном доме — мне необходимо было переехать в заброшенное здание. Моя жена разделяла это желание. Вскоре я перестал преподавать в здании института, и мои студенты тоже переместились в развалины.
— Какие знания вы получили от природы, живя в руинах?
— Когда мы работали в Трэжер Хилл (нелегальное поселение на юго-западе Тайбэя. — Прим. ред.), нам по-настоящему удалось превратить его в Город третьего поколения. То же самое произошло, когда мы перебрались в руины Чайной фабрики (заброшенная фабрика на севере Тайваня. — Прим. ред.). Нам было важно понять, как там вообще выживать. И тут нет никакой романтики, ведь в джунглях, например, водятся ядовитые змеи. Там нельзя оставлять еду без присмотра: обязательно появится мышь или крыса. Ну а где грызун, там и кобра. Всё это начинаешь осознавать только после длительных наблюдений.
В руинах достаточно часто встречается бонсай. Это такое дерево, которое осознало, что может жить в среде, созданной человеком. Находясь в десяти метрах от заброшенного здания, оно может достигать двадцати метров в высоту. Но, живя в руинах, например на пустом подоконнике, покрытом тонким слоем почвы, дерево решает, что не стоит вытягиваться больше чем на полметра. Оно хорошо понимает, как к нему поступает вода и как циркулирует солнечный свет, а также насколько крепка структура кирпича. Я наблюдал за этим процессом: дерево перестаёт расти и просто остаётся неизменным. Всё это измеряемо, но наблюдение отнимает время, и очень важно всё время присутствовать и, главное, оставаться «нормальным», потому что любое исследование или разработка — это уже не нормально. Только в нормальных условиях можно найти что-то по-настоящему реальное.
Лишь на природе можно чувствовать себя нормальным. Она устроена по принципу обмена энергией, и ты являешься частью этого процесса. Вкладывая свою энергию в природу — катаясь на лыжах, разводя костёр, собирая грибы, — я чувствую себя нормально. В городе я не могу этого делать. Вернее, могу, но не чувствую себя при этом абсолютно нормальным.
— Как вам кажется, можно хотя бы частично привнести это чувство нормальности в города?
— Не частично, а полностью. В этом и заключается смысл Города третьего поколения. Он должен стать частью природы, только тогда нормализуется обмен энергией, а затем и всё остальное.
— То есть дело в нахождении баланса?
— Скорее абсолютного хаоса. Главный вызов в том, что мы должны научиться сдаваться. В наших умах серийное производство уже превалирует над природой. Мы давно стали слугами индустрии. Архитектура и урбанизм достигли того момента, когда надо просто открыться, отпустить себя и позволить природе вмешаться. Нам кажется, что наша механическая реальность не зависит от природы, но это абсурд.
Кадр из к/ф А. Тарковского «Сталкер»
Город третьего поколения — это не то, что можно спроектировать. Это не экогород. Скорее это случайность, просто какие-то джунгли. Единовременно в одном месте система будет умирать, а в другом, наоборот, развиваться и расти. Будет противостояние, это не гармоничный процесс. Когда я работал в Трэжер Хилл, там как раз происходило что-то подобное.
— Вы упомянули то, как нелегальные сообщества используют «легальный» город. Может ли нелегальный город существовать внутри легального? Могут ли перемены снизу происходить независимо от перемен сверху?
— Мне кажется, в городах должна постоянно происходить революция. Если город застывает, становится полным формальностей, это уже загрязнение само по себе, а если постоянно происходит революция, машина начинает работать органичнее. Что именно для этого нужно — нелегальные сообщества, самоорганизующиеся сообщества, сообщества, управляемые снизу, децентрализованное управление или участие власти, — тут у меня нет ответа. Мне кажется, что абсолютно все причастны к этому процессу, но он не может быть ни линеарным, ни циркулярным. Он состоит из слоёв, которые не накладываются один на другой, а скорее нахлёстываются и расчленяют друг друга. Места, где происходит разрыв, — это и есть те горячие точки, генерирующие энергию, которые мы имеем в виду, говоря об урбанистической акупунктуре. Интерпретация же этого обмена энергией и этой информационной матрицы является непростой задачей и, скорее всего, архитектурной.
— Вы говорите о Городах третьего поколения в контексте уже существующих. А как же новые города, которые строятся вне контекста? Возможно, вы сможете сослаться на ситуацию в Азии.
— Сложно сказать, что собой представляет «азиатский феномен» в целом. Это похоже на те дискуссии, которые сопровождали процессы в Финляндии в 1970-е, 1980-е и даже 1990-е, когда люди переезжали из деревень в города. Они забывали о своих изначальных ценностях, о том, как жить сообща, и превращались в городских жителей. То же самое происходит в Азии, но в гораздо более крупном масштабе. У нас был проект в Шэньчжэне с рабочими-мигрантами. Они все были из деревень и все были очень умными. Они умели строить из бамбука и всяких других материалов, но в городе занимались возведением одинаковых небоскрёбов. В данный момент сотни миллионов людей переезжают в города. Из самых разных уголков страны они привозят с собой знания, приобретённые в деревне. Китай значительно выиграет, если начнёт ценить это движение из деревни в город и использовать знания, которые это движение приносит. С этой точки зрения он мог бы стать Городом третьего поколения.
Кадр из к/ф А. Тарковского «Сталкер»
— Носителями знания, которое можно было получить только в деревне, стали предыдущие поколения. Интересно, а какое «локальное» знание создаёт наше поколение? Что мы оставим после себя?
— Хороший вопрос. Пока что, мне кажется, ничего. Скорее всего, ноль. Город — это конечная точка развития для нас.
— Правда?
— Ну, возможно, с помощью руин можно найти ответ. Они становятся чем-то вроде Зоны из «Сталкера». Только вот самих сталкеров нет.
— С другой стороны, в «Сталкере» показано, что в руинах найти ответ возможно, надо просто правильно задать вопрос.
— Зона — это природа в чистом виде. Мы так давно живём в городе, что уже даже и не знаем, как находиться в лесу. Мы теряемся в нём, и нам становится нужен просто нормальный парень, который сможет развести костёр и наловить рыбы.
— Проводник?
— Да, именно. Архитекторы должны стать сталкерами.
— Возможен ли обратный сценарий: горожанин, возвращающийся к природе?
— Мне кажется, что общий процесс ведёт к тому, что большинство будет жить в городах. Их будут кормить генетически выработанной пищей, а информационные системы будут настолько всесильны, что смогут приказывать. Горожане будут абсолютно зависимы от социальных сетей. Люди превратятся в души, наполненные информацией и манипулируемые на генетическом уровне. Но, несмотря на всю эту беспомощность, они останутся людьми. У них будет примитивное человеческое сердце, и странные хорошие вещи начнут происходить благодаря этому. Возможно, это и будет новым «локальным» знанием.
Английскую версию интервью можно найти на сайте Future Urbanism.
Фотографии обложки: Jim Kelly / Flickr.com
No comments:
Post a Comment